Юрий Казаков. Энергобезопасность: судьба и практическая задача
Заметки на полях стенограммы Круглого стола экспертов неправительственных организаций по вопросам энергетической безопасности
Юрий КАЗАКОВ,
эксперт Правозащитного Фонда
Комиссия по свободе доступа к информации
ЧАСТЬ 1. ПРОПАЛЫВАТЬ? ПРОСЕИВАТЬ!
Банальное «яблоку негде упасть» - наиболее точная (по личному ощущению) оценка ситуации в самом большом из рабочих залов конференц-центра «Extropolis», где за «круглым столом», геометрией напоминавшем скорее взлетную полосу, собрались 16 февраля, в рамках первого официального мероприятия «Гражданской Восьмерки-2006», эксперты, обсуждавшие энергетическую безопасность как приоритет «Группы Восьми» года российского председательства.
Дискуссии впереди?
В проекте Декларации Круглого стола по энергобезопасности, разложенной по рабочим папкам экспертов, характер экспертной группы был обозначен следующим образом: «Российские и международные эксперты по энергетической безопасности, представляющие неправительственные, экологические и научные организации».
Сказанное соответствовало действительности: за «круглым столом» были представлены десятки НПО, исследовательских институтов, международных организаций - во всем разнообразии их интересов, направлений деятельности, представлений о проблемах настоящего и ключах к лучшему будущему. Более полусотни сильных и ярких знатоков различных аспектов проблемы энергетической безопасности - не много ли для однодневной рабочей дискуссии? На каком-то этапе я готов был посочувствовать соведущим «стола» Леониду Григорьеву и Владимиру Захарову : список готовых брать слово казался если и не бесконечным, то очевидно не способным уложиться во временной лимит однодневной встречи.
Список требовавших слово естественным образом исчерпал себя, однако, к установленному часу: аудитория выговорилась. Так что произнесенная на заключительной встрече всех трех Круглых столов отчетная формула Владимира Захарова: «Дискуссия была жаркая и нелегкая», - мне лично показалась не совсем корректной. Нелегкая – да, пожалуй, что же до «жаркости»…
Сегодня, на некотором отдалении от события, это свое ощущение недостаточности накала дискуссий, относительной не ожесточенности споров я склонен объяснять, скорее, неверностью внутренней установки на публичный конфликт, недооценкой специфики характера встречи и особенностей ее межпрофессиональной и международной экспертной составляющей.
Не то чтобы участники соглашались со всем тем, что предлагалось коллегами, - не все и далеко не со всем . Не то чтобы они не вступали друг с другом в споры, - спорили, полемизировали. Тем не менее, Круглый стол произвел на меня поначалу впечатление скорее конференции или симпозиума (с докладами-презентациями, с выверенными формулировками, с набором домашних заготовок), чем переговорной площадки как таковой.
На каком-то этапе, впрочем, я счел за благо задать самому себе вопрос: а правильными ли глазами смотрю на происходящее? Не вношу ли в дело путаницу, пусть и невольную, перенося на переговорную площадку черты совсем другой по целям, задачам, средствам, ожидаемым результатам площадки именно дискуссионной?
«Наша задача – не пытаться задать некий общегуманитарный настрой «Большой Восьмерке», они это умеют делать сами, а предложить что-то, что в «Восьмерке» не считают приоритетом, - для того чтобы решение проблем, в данном случае энергетических, стало возможным». Оглянувшись на эту рабочую установку, заданную «столу» Владимиром Захаровым, вслушавшись в дискуссию, я в итоге пришел к выводу: все прошло ровно так, как и должно было пройти, учитывая то, что Круглый стол экспертов по заведомо конфликтному направлению был первым, «пилотным» в рамках «Гражданской Восьмерки». В задачу его организаторов входило скорее выявление, проявление возможно более широкого круга взглядов и спектра представлений участников, обнаружение «точек роста» для проведения серьезной экспертной работы на втором этапе, чем выведение участников на предметную дискуссию по конкретным проблемным темам. Давая возможность всем экспертам выговориться, не пытаясь причесать их мысли или подогнать их под какие-то заранее расставленные или расчисленные воротца, ведущие делали ровно то, что должны были делать: предъявляли разброс направлений и тем, обнаруживаемых за словосочетанием «энергетическая безопасность», и разброс представлений о том, что же эта самая безопасность собой представляет, из чего складывается и какими путями может достигаться.
Придя к такому выводу (очевидному, надо полагать, для самих ведущих), я неизбежно должен был признать и то, что нечастые всплески полемики, по сути, подтверждали сосредоточенность участников на поиске сильных предложений, готовность экспертов просеивать, а не пропалывать (и уж тем более – не выкорчевывать) совокупность представляемых к обозрению взглядов, представлений, идей, рекомендаций.
Взгляд на ситуацию под таким, прагматичным в основе углом зрения заставляет признать, весте с тем, что собравшиеся за «круглым столом» прежде всего делились информацией, излагали позиции, формулировали представления о ситуации, приглашали к размышлению, искали союзников под уже существующие, выношенные точки зрения. И уже только во вторую очередь реагировали на конкретный проект Декларации круглого стола. Впрочем, судя по тому, как от часа к часу подрастала толщина специальной папки на столе сопредседателей, повторявшаяся просьба вносить замечания, поправки, предложения к проекту Декларации не была оставлена экспертами без внимания.
Пока трудно сказать, во что выльется эта конкретная работа. За полторы-две недели редакционная комиссия должна провести инвентаризацию листочков из той самой папки поправок и предложений, собрать новую конструкцию рабочего документа, разослать ее участникам «круглого стола», чтобы затем, с учетом уже новых, по второму кругу собранных поправок, предложить проект рабочего документа мартовскому форуму «Гражданской Восьмерки-2006». Предполагается, что «виза» форума на этом будущем документе послужит основанием для представления его «шерпам» G8: их участие в работе мартовского Форума ожидается с высокой долей уверенности.
Промежуточные итоги
Не предвосхищая предстоящей работы организаторов первой серии «круглых столов», скажем пока главное об этапе прошедшем.
Собрать такой состав экспертов было серьезной задачей. Задачу эту Национальная рабочая группа «Гражданской Восьмерки-2006» решила успешно.
Провести «круглый стол» через рифы серьезных различий в представлениях его участников о том, что же такое энергобезопасность, какой характер она должна носить и какое отношение к обеспечению энергобезопасности имеет гражданское общество, было достаточно непростым делом. Ведущие «круглого стола» с этим справились, заручившись пониманием и одобрением своих усилий участниками. И, отметим это специально, ощущая серьезную ориентирующую поддержку тех из зарубежных участников, кто уже имеет опыт и навык экспертного соучастия в переговорах НПО с «Восьмеркой».
Вот несколько базовых выводов состоявшегося обсуждения. Главное, в чем все согласились: не надо вдаваться в технические детали обеспечения энергетической безопасности, с одной стороны, с другой же - надо опираться на экспертные предложения, а не на общие призывы.
Применительно к решению крайне важной проблемы обеспечения энергобезопасности главными приоритетами являются обеспечение энергоэффективности, обеспечение безопасности при использовании нефти, газа и ядерной энергетики, а также развитие альтернативных источников энергии.
Рассматривая обращения к «Восьмерке» как «миссию, осуществляемую от имени гражданского общества», Владимир Захаров полагал необходимым выделять в будущем документе аспекты социальные («что получает и чего лишается общество при реализации той или иной стратегии обеспечения безопасности»), экономические («что означает обеспечение энергобезопасности для развития экономики, - со специальным акцентом на том, что это означает для будущего экономики России»), экологические (включая экологическую безопасность) и, наконец, климатические (усилия, направленные на снижение последствий климатических изменений).
И еще одна цитата из отчетного выступления Владимира Захарова: «Было сказано, - и никто не возражал против этого, - что не стоит все время гражданскому обществу ссылаться на госструктуры, а госструктурам - на гражданское общество. Нужно определить функции как одного, так и другого сектора в решении тех задач, которые мы все осуществляем».
Не ошибусь, утверждая, что задача определения функций и разделения функций - и зон ответственности - власти и НПО (включая сюда и экспертное сообщество) в той сфере, которая обсуждалась на «круглом столе» по энергобезопасности, обещает стать наиболее трудноразрешимой.
ЧАСТЬ 2. НА ПЕРЕСЕЧЕНИИ ВОЛН
«Начало (…) новой цивилизации – единственный и обладающий наибольшей взрывчатой силой факт времени, в котором мы живем.
Это – центральное событие, ключ к пониманию времени, следующего за настоящим. Это – явление столь же глубокое, как и «первая волна» перемен, вызванная 10 тыс. лет назад внедрением сельского хозяйства, или как потрясающая «вторая волна» перемен, связанная с промышленной революцией. Мы – дети последующей трансформации, «третьей волны». (…)
Подъем энергетической базы «второй волны» был связан с переходом общества на совершенно новую стадию технологического развития. И хотя ископаемые виды топлива, несомненно, ускоряли технологический прогресс, совершенно обратное утверждение будет в равной мере справедливым. Изобретение во время промышленной эры энергоемких, грубых технологий ускорило использование невозобновляемых видов топлива. Например, развитие автомобильной промышленности вызвало такую значительную экспансию нефтяного бизнеса, что тот в один миг попал в зависимость от Детройта. По словам Дональда Е. Керра (…), “нефтяная промышленность превратилась в рабыню одной из форм двигателя внутреннего сгорания”» .
Через четверть века после упоминания Элвином Тоффлером имя автомобильной столицы США прозвучало в Москве: под самый конец экспертного «круглого стола» по энергобезопасности. Эксперт Международного социального экологического союза Алексей Григорьев, предлагая внести в документ, обращенный к участникам саммита G8 в Петербурге, пункт о введении «гармонизированного на уровне «Большой Восьмерки» среднего стандарта потребления топлива автомобильным транспортом», сослался на эффективность такой меры в США во время энергетического кризиса 70-х годов. И уточнил, что в США сегодня идут серьезные дебаты о том, где надо искать нефть: в странах Персидского залива – или в Детройте, производящем «чудовищно прожорливые» автомобили.
Отсылка к далеким, казалось бы, от России американским реалиям закольцевала, как минимум, три центральные темы «круглого стола», неотделимые от комплексной проблемы энергобезопасности.
Первая – энергопотребление как элемент культуры общества. (В самом начале работы один из экспертов посетовал на то, что в булочную за хлебом, куда прежде ходили исключительно ногами, сегодня и в России могут поехать на четырехсотсильном джипе; позже не раз возникала и тема рекордного энергопотребления самими странами «Восьмерки».)
Вторая – энергоэффективность, эффективность энергопотребления, неотделимая как от затратности, от перерасходования давно уже не лишних у человечества ресурсов, так и от серьезных экологических проблем, угроз здоровью и безопасности человека. Виктор Данилов-Данильян, директор Института водных проблем РАН, начал свое выступление с уточнения: энергоемкость ВВП в России «безобразно выглядит», поскольку более чем втрое превышает этот показатель в развитых странах.
Анна Герцевич, ведущий исследователь Центра по эффективному использованию энергии, напомнив, что в России заморожена программа «Энергоэффективная экономика», обратила особое внимание на проблему энергоэффективности в таком запущенном и социально уязвимом секторе, как жилищно-коммунальный, состояние которого все время балансирует на грани катастрофы. А Санья Вашист, председатель Международной сети содействия по климату, уточнил: примерно половины выбросов сегодня можно было бы избежать, если бы сама энергетика была более эффективной.
И, наконец, третья тема - перспективы и риски полосы замены нефти в мировой экономике. Замены – чем, каким образом, какой ценой?
«Интерференция» волн
«Наступит ли конец в результате каких-то климатических катаклизмов или, что более вероятно, в результате сменяющей друг друга головокружительной, дестабилизирующей нехватки газа и нефти, за которой последует временный переизбыток их на рынке, сменяющийся еще более глубокой нехваткой, - все равно эпоха нефти заканчивается» .
Перебирая пути, которые будут объявляться представителями техники, технологии, идеологии «второй волны» обещающими выход из тупика (уголь и его переработка в жидкое или газообразное топливо, ставка на атомные технологии), Элвин Тоффлер четверть века назад не находил достаточно аргументированной ставку ни на один из этих вариантов. Расширение использования угля «влечет за собой дальнейшее загрязнение воздуха, возможную угрозу климату Земли (поскольку повышается содержание в атмосфере двуокиси углерода) и даже уничтожение Земли». Переработка угля? Такие заводы «потребуют головокружительных капиталовложений, огромного количества воды (…) и в конечном счете окажутся так непроизводительны и нерентабельны, что смогут считаться не более чем дорогими, обходными, в высшей степени временными мерами». Атомные технологии? Не панацея, поскольку представляют собой «еще более грозную проблему». Урановые реакторы, работающие на истощаемом топливе, «создают угрозу, которую чрезвычайно трудно, если вообще возможно, преодолеть». (Тут и нерешенная проблема атомных отходов, и проблема запасов урана как такового, - в том числе с заложенной в ней угрозой захвата террористами радиоактивных материалов для создания ядерного оружия.) Вывод Тоффлера: мы достигли конца одной линии развития и должны начать другую.
Собственно, эта другая линия, к тому времени уже существовала. По оценке автора, «никогда еще в истории так много людей не бросалось с таким жаром на поиски энергии – и никогда еще перед нами не открывалось так много неизведанных и удивительных возможностей». Преобразование солнечного света в электричество. Использование отбросов в качестве топлива. Получение электричества с использованием геотермальных источников и мощи приливов. Создание автомобильных двигателей на водородном топливе. Разработка новых типов аккумуляторов. Работа над способами передачи энергии с минимальными потерями. Сообщая об этом многообразном усилии (с отсылками, в том числе, к конкретным странам и производствам), сетуя на невозможность из-за нехватки места перечислить все, что разрабатывается в логике «новых подходов», Тоффлер уточнял: «Большинство этих технологий еще находится на ранних стадиях своего развития; многие, несомненно, окажутся потрясающе непрактичными, другие же на пороге коммерческого применения или достигнут его через одно-два десятилетия».
Через два с половиной десятилетия, на «круглом столе» по энергобезопасности, представители «третьей волны» (в тоффлеровском исчислении) говорили об успехах ветровой энергетики, показывали телевизионный сюжет об автомобиле, работающем на водородном топливе. И настаивали на включение в экспертный документ, обращенный к руководителям «Большой Восьмерки», конкретных рекомендаций по разработке и реализации мер, обеспечивающих существенный рост доли возобновляемых, безопасных источников энергии в условиях сокращения углеводородного сырья.
Через те же два с половиной десятилетия «прагматики», в большинстве своем - представители «второй волны», на том же «круглом столе» охлаждали их энтузиазм известными обеим сторонам расчетами, согласно которым в ближайшем будущем альтернативные источники энергии будут оставаться скорее мечтой, метафорой. «Прагматики» настаивали на том, что в обозримом будущем энергетика ХХI века останется энергетикой нефти, газа, угля - да и атомных электростанций, чего уж там. Говоря словами одного из них, «нам придется жить с сегодняшними источниками энергии: нравится нам это или нет. Мы должны улучшать их по мере возможности, - с учетом различных потребностей в будущем».
Эксперт обратил внимание на два серьезных обстоятельства, существенных для обсуждения и принятия серьезны решений в такой серьезной сфере, как энергетика вообще и энергобезопасность, в частности. Первое: два из шести миллиардов людей на Земле, т.е. каждый третий человек, страдают от нехватки энергии. Для них энергия, точнее, ее дефицит, является экономической, социальной, культурной проблемой не будущего, но настоящего времени. Второе: и рост человечества, и потребность в энергии останутся реальностью в ближайшие десятилетия. При этом «футуристические» (термин выступавшего) источники энергии – дело не сегодняшнего и даже не завтрашнего дня, «ножницы» между острой потребностью в них и их реальным утверждением в жизни человечества могут составить 20-30 лет. Временной фактор может оказаться решающим…
Проблема «мягкого перехода»
Словосочетание «третья волна» не раз звучало на Круглом столе - правда, в понимании, заметном отличном от тоффлеровского. «Мы вошли в завершающую часть третьей волны перестройки структуры мировой энергетики»: Алексей Макаров, директор института энергетических исследований РАН, убежден, что процессы, составлявшие содержание двух первых волн (вытеснения дров углем и угля нефтью), «дали гигантский позитивный толчок развитию экономики, стали локомотивами экономического роста». Специфика нынешней, завершающей части этой «другой третьей волны» (т.е. процесса замещения нефти в мировой экономике другими ресурсами) – иная, кризисная: «Мы видим, что следующие ресурсы не подготовлены. Ощущение, что процесс замены нефти грозит торможением развитию мировой экономики». Проблема, которую Макаров находит глобальной и заслуживающей того, чтобы быть представленной от имени гражданского общества вниманию «Восьмерки», обнаруживает себя «не нехваткой ресурсов как таковых, а торможением экономического роста, либо экологическими и другими угрозами, с которыми мы сталкиваемся в этом очередном, практически неизбежном, закономерном переходе».
Алексей Макаров полагает, что поиск решения этой проблемы должен вестись в сфере ценообразования на рынках нефти и газа (существующие механизмы работают плохо), во-первых, и что к поиску таких механизмов, к стабилизации ценовой ситуации обязательно должны привлекаться неправительственные организации, во-вторых.
Без неправительственных организаций не изменить стиля жизни самих индустриальных стран, не превратить его в энергоэкономичный. («Нужно добиться, чтобы считалось неприличным иметь большой автомобиль…», - это одна сторона дела. Другая – побудить самих производителей выпускать автомобили с двигателями, радикально отличающимися от имеющихся сегодня. Переход к новым двигателям не выгоден компаниям, но тут за потребителя непременно должны вступиться именно неправительственные организации.)
И наконец, Макаров полагает, что именно неправительственные организации могут и должны серьезно повлиять на решение важной, не частной задачи выталкивания газа, который сейчас сплошь и рядом используется как топливо (для электростанций, для быта), в сферу производства синтетического жидкого топлива, моторных топлив высокого качества, которые позволили бы использовать те же самые дизели новых поколений или показали путь к новым топливным элементам, следующим базам энергетического развития. «Необязательно забираться в дебри водорода, чтобы сделать мягкий переход от нефти к газу», - говорит директор Института энергетических исследований РАН.
Если речь не о военном времени, не о чрезвычайной ситуации, то вопрос «топить ли печку ассигнациями?» оказывается в значительной мере риторическим - при определенном уровне знаний, культуры, менталитета. Памятуя об этом, Макаров апеллирует к общественному мнению, призывает к работе с ним неправительственных организаций.
Но вот ситуация, которую полезно отметить, если всерьез говорить о вовлечении НПО (а не просто экспертных сообществ) в споры научно-практического характера, - особенно если речь заходит о том, чтобы силами и авторитетом этих организаций побуждать к чему-то правительства. Точку зрения Алексея Макарова на нынешнюю ситуацию смены носителей не разделяет, например, Анна Герцевич. Предыдущие смены энергоносителей, полагает она, возникали по причине возникновения в результате естественного научно-технического прогресса новых технологий. Особенность нынешней ситуации – одновременно и во все более очевидном дефиците энергоносителей (которого не знали прошлые полосы замен), и в отсутствии технологий, которое позволяли бы изменить энергетический баланс при смене этих самых энергоносителей таким образом, чтобы экономическая эффективность сохранилась на будущее. Учитывая дороговизну научно-технического прогресса, «Большую Восьмерку», полагает Герцевич, нужно подвигать к тому, чтобы развивать и консолидировать усилия по стимулированию и разработке перспективных технологий, в первую очередь – низкоуглеродных.
Возвращаясь к точке зрения Макарова, приведу слова еще одного участника «круглого стола», член-корреспондента РАН Александра Гриценко. Активно поставляя природный газ другим странам (а на экспорт идет 150 млрд. кубометров в год; четверть добываемого в стране), Россия не имеет газохимии. Создание этой отрасли для нее – вопрос не просто экономической выгоды, но и национальной безопасности.
Выбор сценариев
Россия – страна, которая привыкла ощущать себя богатой ресурсами. Разлить на порывах трубопроводах миллионы тонн нефти, сжечь миллиарды кубометров попутного газа и миллиарды же потерять при прокачке – дело досадное, но вроде бы как привычное: какое же большое дело без больших издержек?
Почтенный представитель «второй волны» напомнил о новых долгосрочных обязательствах, которые принимает на себя Россия в области добычи и транспортировки углеводородов (обеспечивая тем самым энергобезопасность большого числа стран). И при этом озвучил замечательную по красоте идею, реализация которой позволила бы, как он предположил, сэкономить не только большие средства (учитывая подорожание газа), но большие объемы самого природного газа, оставляя их потомкам. Вот смысл идеи: мы сегодня затрачиваем по 60 млрд. кубометров газа в год на работу газового привода на компрессорных станциях, расставленных вдоль «трубы» на каждых 100-150 километрах. Так может быть, нам целесообразнее перейти на электропривод, на мини-установки для выработки энергии на компрессорных станциях, - с оглядкой на компактные энергетические установки, которые использует наш атомный флот?
Ответ представителя Третьей волны (в тоффлеровском исчислении) Владимира Чупрова прозвучал в срок, но был скорее предельно корректен и точен по позиции (уязвимость объектов атомной энергетики для терактов), чем по содержанию: «Здесь прозвучало предложение использовать атомную энергетику для прокачки газа. Но кто будет контролировать радиационные ядерные источники? В качестве примера: на сегодня Российская Федерация не может проконтролировать все радиационные источники, которые обеспечивают энергией наши маяки, гидролокационное оборудование, расположенное на Севере. Там постоянно что-то происходит».
Представители «второй волны» могли бы развести здесь руками: ведь сказано было сразу, что компрессорные станции – это стратегические объекты высокой мощности, уж там-то надлежащую защиту страна обеспечить в состоянии… А в состоянии ли, кстати сказать, кем это просчитано?
«Кем просчитано?» - не полемический ход, а необходимое дополнение к ведомственному взгляду второго взгляда, гражданского. Владимир Чупров в своем выступлении очень точно ответил на усиливающиеся разговоры о том, что атомная энергетика должна заменить газ. (Логика подхода: газ должен пойти на экспорт, сработать на мировую стабильность.) Руководитель энергетического отдела «Гринпис»-Россия напомнил: потери природного и попутного газа в России составляют сегодня газовый эквивалент того, что дает вся российская атомная энергетика. И сказал: «Кроме того, не просчитан потенциал модернизации газовых теплоэлектростанций, где экономия газа будет гораздо дешевле и безопаснее. Мы, по крайней мере, таких расчетов не видели. Но почему-то, не сделав таких расчетов, высшее политическое руководство страны заявляет, что единственным способом экономить газ является строительство АЭС».
«Мы не видели расчетов» означает, в том числе, и следующее: вы, господа, лишаете гражданское общество соучастия в выборе энергетических сценариев на самом остром, затрагивающем интересы каждого человека, чувствительном для человечества направлении.
Борьба, как и было сказано
Уверенно предположив, что энергетическая база «третьей волны» не вступит в жизнь «без ожесточенной борьбы», говоря о «войне идей и денег, уже ведущейся во многих странах, обладающих высокими технологиями», Элвин Тоффлер не притворялся пророком. Анализ и синтез он строил на данных, которые имел, и на собственных представлениях и пристрастиях. Вот его описание тех, кто имеет «обширные интересы» в энергетической базе «второй волны»: «Они призывают использовать обычные источники энергии и технологии – уголь, нефть, газ, атомную энергию и их различные модификации. В действительности они борются за продление статус-кво «второй волны». И поскольку они засели в нефтяных компаниях, коммунальных службах, атомных комиссиях и в их ассоциированных профсоюзах, силы «второй волны» кажутся неприступными».
При том, что список носителей идеи «Второй волны» заставляет вспомнить о памфлете или даже пропаганде, не будем упрекать в этом автора: таким он видел круг основных противников «третьей волны».
А таким автор видел круг ее сторонников: «Комбинация потребителей, специалистов по окружающей среде, ученых, организаторов передовых отраслей промышленности и их различные союзники».
Потребитель, отправляющийся в булочную на джипе? Специалист по окружающей среде, «обустраивающий» месторождение нефти? Ученый, который работает над новым типом атомного реактора? Все – жизнь, между прочим: за минувшие четверть века не раз подтверждавшая ненадежность даже самых точных прогнозов.
«Третья волна» поднимается, похоже, все-таки медленнее, чем ожидалось, а «вторая» свертывается в другом темпе или даже в другой логике. Как следствие - рост сложности и затрудненности решений, принимаемых «Восьмеркой», в том числе, и их цена.
Что предложат в марте Международному общественному форуму «Гражданской Восьмерки-2006» эксперты? На чем именно, на каких пунктах они сумеют остановиться, готовя на Форуме обращения к сильным мира сего, от решений которых во многом зависит – выплывем ли, такие разные, вместе, - и куда именно, а также какой ценой?
ЧАСТЬ 3. КАСАЕТСЯ НЕ ВСЕХ. ЗАДЕВАЕТ МНОГИХ
Эпизод из последней, совместной части работы Круглых столов 16 февраля.
Соведущий стола по энергобезопасности, демонстрируя хороший стиль работы с подуставшей аудиторией, в самом конце сообщения делает проброс, заряд иронии в котором только усиливается «отчетной» интонацией. Думаю, что мы были еще более дружелюбны, чем две предыдущие секции, - говорит он. Я не слышал, чтобы их участники позаботились об энергетической безопасности. Мы же, не перебегая им дорогу, а только отдавая дань уважения, рассмотрели, в том числе, аспекты связанные со здравоохранением и образованием.
Ведущий стола по инфекционным заболеваниям, также человек с юмором, подачу принимает. Хочу не согласиться в том, что мы не затрагивали ваши вопросы, - говорит он. На нашей секции прозвучало, например, что минимальные дозы радиации не только не вредны, но даже необходимы для жизни человека.
Аудитория, оценившая пасы через сетку, откликается на двойную иронию, смешки переходят в смех. В такой атмосфере и происходит третий, навылет, удар по мячу, напоминающий о настоящей цене ведущихся и предстоящих дискуссий.
Я был прав, - говорит ведущий стола по энергобезопасности. - Лучше бы вы не касались нашей темы.
Запоздавшая вводная
Во избежание недоразумений: все подаваемые автором «заметок» реплики, оценки, комментарии - суть реплики, оценки, комментарии обывателя, «человека с улицы», не эксперта по энергобезопасности. Сфера моих устойчивых интересов (и территория оценок, определяемых понятием «экспертные») – сугубо гуманитарная: прикладная этика, некоторая часть проблем коммуникации, доступ к информации, - в той части, прежде всего, которая касается СМИ и журналистов. Применительно к энергобезопасности могу быть признан – да и то с известной оговоркой - разве что типичным российским пользователем энергетических благ, доступных представителю старшесреднего возраста.
Считать себя совсем уж чуждым теме энергобезопасности, вместе с тем, не могу, - по совокупности ряда причин и обстоятельств личной биографии, но при этом как бы и не совсем частных.
1. Детство и юность мои прошли всего в нескольких сотнях метров от крупной ТЭЦ, выросшей в Казани перед второй мировой войной и с тех пор удерживающей на плечах не только пакет серьезных заводов, но и едва ли не половину жилищно-коммунального хозяйства города с населением более одного миллиона человек. ТЭЦ эта какое-то время назад была переведена на газ, но в «мои» времена она работала на угле. Из того времени - воспоминание-картинка: черный снег вокруг домов на нашей двухэтажной улице.
«Наша» ТЭЦ от нашей короткой улицы, каждый второй дом на которой был и именовался бараком, отделялась железной дорогой. Паровозы на ней к концу пятидесятых сменились тепловозами; еще через пару десятков лет на смену тепловозам пришли электровозы.
Связка «ТЭЦ-паровоз», сохранявшаяся в моей памяти образом далекого детства, признаком времен «плюсквамперфектных», давно прошедшего прошлого, восстановилась нынешней зимой благодаря российской телевизионной картинке: паровоз 1952 года выпуска, извлеченный из каких-то запасников, запущенный последними, кто помнит, как это делалось, и переоборудованный умельцами, обогревает замерзающий поселок Архыз в Хакассии.
Третья волна смены энергоресурсов отступила, заместившись первой; привет «прагматикам»…
2. В первой половине 80-х, во времена теперь уже достаточно давнего своего журналистского прошлого, я был аккредитован при формально неправительственном Комитете советских ученых в защиту мира, против ядерной угрозы. Время было нервным, конфронтация сверхдержав переживала очередное обострение. (СССР увяз к тому времени в Афганистане; в наших газетах через слово упоминались в качестве пороговой угрозы размещение американских ракет средней дальности в Европе, американская нейтронная бомба, американская программа «звездных войн».) Одной из доминирующих на форумах Комитета советских ученых в то время была тема возможных последствий ядерной войны. В специальных выпусках вестника Агентства печати «Новости» «Советская панорама» в то время не раз появлялись публикации, посвященные угрозе «ядерной зимы».
В 1984 году из одного такого уже сверстанного спецвыпуска был снят – с подачи тогдашнего Президента АН СССР академика Александрова, хотя я не уверен, что эта инициатива была его собственной, - сокращенный вариант статьи известных советских ученых, Валерия Легасова и Льва Феоктистова. Статья представляла собой прогноз последствий, которые имело бы раскрытие – в результате военного конфликта или по какой-то другой причине, если я правильно помню «вводную» авторов, – одного из реакторов одной из действующих европейских АЭС. С требованием снять материал, завизированный обоими авторами, не выпускать его на зарубежную аудиторию, академик Александров позвонил сначала мне, редактору спецвыпуска, а затем тогдашнему председателю правления АПН. Официальные цензурные механизмы при этом не запускались; вестник был переверстан распоряжением руководителя Агентства. Легасов, как мне тогда показалось, не сильно огорчился известию о том, что облегченный, превращенный из научного в популярный текст не попадет через АПН в зарубежные СМИ. Для него очевидно важнее было то обстоятельства, что оригинал статьи был распространен на прошедшем форуме Комитета советских ученых на двух языках, начал обсуждаться в научном сообществе.
3. На следующий день после аварии на Чернобыльской АЭС в апреле 1985 года я ходил по Киеву, где оказался в то время в командировке. Радуясь солнцу, мы пару часов провели с приятелем на Крещатике, лениво наблюдая за тем, как город готовится к первомайскому параду и этапу велогонки «Дружба». Было жарко; на улицах было много мам с детишками.
Через две-три недели я был у Валерия Легасова, который к тому времени только-только вернулся из Чернобыля, в Курчатовском институте. Легасов согласился на встречу, но сил на разговор у него не было; на пятой минуте он попросил выключить диктофон. Договорились о встрече через пару недель. Но в условленное время встреча не состоялась; позже оказалась уже и вовсе невозможной.
4. В начале 90-х, будучи собкором АПН в Бонне, я проезжал, по дороге на Кобленц, мимо атомной электростанции. Проезжая, каждый раз ловил себя на одной и той же мысли: а ведь беда здесь – на расстоянии вытянутой руки, от автобана до реактора расстояние вряд ли больше, чем от нашего дома до корпуса ТЭЦ в моем детстве. И о чем думают немцы, уже столкнувшиеся с феноменом терроризма на своей территории?
Еще на моем собкоровском веку, однако, эта АЭС стала «героиней» яркого фильма-предостережения, снятого немецкими документалистами и прошедшего по крупнейшему национальному телеканалу. Увидев, как мог бы выглядеть «чернобыль» на ее территории, Германия едва ли не за время прогона и широкого обсуждения фильма «позеленела» больше, чем за десятилетие антиатомной агитации «зеленых» во главе с их тогдашними лидерами Антье Фольмер и Йожкой Фишером.
Выбираясь время от времени на знакомые автобаны, я поражаюсь неизменно нарастающему обилию установок, использующих для выработки электроэнергии ветер. В Германии это давно уже – реальная, динамично развивающаяся область большой энергетики.
Третья волна…
«Нефтянка», сэр
Надеюсь, сказанное в достаточной мере объясняет тот факт, что на Круглом столе по энергобезопасности наблюдателем я был не беспристрастным, - особенно в ситуациях, когда речь заходила о рисках, связанных с тем или иным видом энергетики.
О рисках, связанных с добычей и транспортировкой газа, на Круглом столе говорилось сравнительно мало, так что тему эту и я в данном случае пропущу. Договоримся разве что вот о чем: для не самой стабильной экономики убытки, связанные с безвозвратными, но при этом пустыми потерями ресурсов, – риск серьезный, с внятной проекцией на социальную сферу.
Тему рисков «принефтяных» начну с еще одного эпизода, относящегося к личной биографии. Во второй половине 80-х годов, так уж складывалась профессиональная биография, мне часто приходилось бывать в Ханты-Мансийском округе. Помню шок от полетов над его территорией, - от вида бесчисленных факелов попутного газа. Помню Второй самотлорский практикум, на котором в игровом режиме мы пытались ответить на вопрос: как же совместить энергетические интересы страны с интересами малочисленных народов, ханты и манси, тяжелейшим образом задеваемых «новым освоением», как не допустить гибели повышенно чувствительных в этом районе экосистем.
В книге «Хождения в Югру», изданной в 1993 году, я цитировал выдержки из двух взаимосвязанных документов 1992 года. Тогдашний Совет народных депутатов округа в обращении к тогдашнему Верховному Совету РФ выражал беспокойство «интенсивным загрязнением окружающей среды, катастрофическим оскудением природных ресурсов территории» и предлагал утвердить статус зоны чрезвычайной экологической ситуации в Ханты-Мансийском округе. Вот цифры из того документа: за год в окружающую среду выбрасывается 1,7 млн. т. загрязняющих веществ; 20 процентов (!) промысловых трубопроводов (а общая протяженность их в регионе в то время составляла немногим менее 50.000 (!) километров) находятся в аварийном состоянии; общая заболеваемость населения, характеризуемая врожденными аномалиями, выросла в округе за полтора десятка лет вдвое.
Не нашел задним числом в собственной книге (и не смог вспомнить, увы), чем ответил тогда на обращение Верховный Совет РФ. Знаю зато (поскольку цитировал) содержание ответа на обращение ханты-мансийского Совета к президенту России тогдашнего советника Б.Н. Ельцина по вопросам экологии Алексея Яблокова. Яблоков, в письме которого я нашел и масштаб тогдашних разливов нефти на территории округа («за год предприятиями нефтедобычи разливается около 4 миллионов тонн нефти»), серьезно отнесся к тяжелому вздоху местной власти пораженной территории. Но при этом напомнил: признание ситуации чрезвычайной будет означать – по закону – прекращение в округе деятельности, отрицательно влияющей на природную среду, приостановление работы предприятий, учреждений. Полезно ли будет для округа прекратить деятельность нефте-газодобывающего комплекса; откуда возьмутся деньги на восстановление, если добыча нефти и газа прекратится? – вот так, предельно прагматично ставил вопросы Яблоков. И рекомендовал искать прагматичный же ответ на проклятые вопросы «нового освоения». Например, использовать штрафные санкции и платежи в бюджет округа. По его подсчетам получалось, что на оздоровление природной среды округ за год может набрать таким образом около 1 трлн. рублей, - в их тогдашнем, недолгом измерении.
На Круглом столе по энергобезопасности в феврале 2006 года Алексей Яблоков говорил прежде не о нефтяной, прежде всего, но об атомной проблематике, - и я его именно по этому поводу обязательно процитирую чуть ниже. Здесь же сошлюсь на сказанное в ходе Круглого стола другим известным специалистом в области охраны окружающей среды, Виктором Даниловым-Данильяном. «Нефтянка» по данным директора Института водных проблем РАН, дала основной прирост выбросов, увеличив его за последние годы более чем вдвое. «Нефтянка» же, «самая богатая отрасль», как заметил ученый, - явный лидер по площади нарушенных земель – и явный аутсайдер по тому, что она восстанавливает, рекультивирует. Привожу качественные оценки Данилова-Данильяна, которые в данном случае представляются мне даже более важными, чем оценки количественные: «разливы и разгерметизации у нас достигли ужасных масштабов; при этом динамика их – не обнадеживающая». «Практически не работает экономический механизм охраны окружающей среды». «Процедура утверждения запасов природных ископаемых у нас не работает». (По части экологической экспертизы качественных оценок обнаружилось сразу две: «фактическое отсутствие государственной экспертизы» - и «профанация экологической экспертизы».)
Какая экология при такой природоохране? Мой знакомый, много лет живущий в ханты-мансийском округе, в ответ на вопрос: почему он не ест замечательную тамошнюю рыбу, в том числе нельму и муксуна, на которые неизменно «западают» люди залетные, еще полтора десятка лет назад отвечал с интонацией английского слуги из анекдота: «Нефтянка, сэр!»
Мирный атом, господа
Выражение «Нефтянка, сэр!» всплыло в памяти, когда один из выступавших на Круглом столе экспертов, следуя маршрутом вод небольшой речки Течи на пути от уральского Челябинска до северного Карского моря, перебирал названия рек: зауральских и сибирских рек: Исеть, Тобол, Иртыш, Обь. И попутно давал справки: здесь при впадении - 50 ПДК по меди; тут - 90 ПДК по нефти; а там - 45 ПДК по фенолам. И, как итог: а вот тут, в финале, - 280 ПДК по нефтепродуктам.
Те, кто поспешит заподозрить в эксперте эколога, противостоящего «нефтянке», ошибется. Приведенная статистика должна была, по мнению выступавшего, наглядно проиллюстрировать совершенно другой тезис. А именно: граждане, черпающие информацию из СМИ, живут в системе неточных координат: очевидно недооценивая риски, связанные с разного рода промышленными загрязнениями, - и столь же очевидно преувеличивая риски и угрозы, связанные с АЭС.
С этого эксперт, собственно, и начал мысленную прогулку по западно-сибирским рекам: небольшая речка Теча, испытавшая радиоактивное загрязнение в полосе «холодной войны», при становлении советского атомного проекта , известна всем, но вот то, что происходит сегодня на большой Оби мало кому известно. Серьезный ученый, директор института, занятого проблемами безопасности ядерной энергетики, он был искренно озабочен тем, что люди, с порога отклоняющие атомную энергетику, находятся в плену у мифов, поддерживаемых и культивируемых сегодняшним образованием. Показывая таблицы и диаграммы, эксперт напоминал терпеливого экскурсовода, работающего со школьниками: посмотрите направо, на эту диаграмму, а теперь посмотрите налево. Зеленым на этом слайде показан природный радиационный фон в Германии, Финляндии и в России (в районе Красноярска); самый высокий он, как видите, в Финляндии. На нижней врезке – сравнение разных технологий по производству топлива и его переработке; на верхней – разные технологии производства электроэнергии на АЭС. По производству топлива масштаб в сотни раз более мелкий, чем природный фон; по самим электростанциям – в десятки тысяч раз более мелкий, чем в природной составляющей. «При том, что экологи взволнованно обсуждают проблемы этого различия, тысячелетиями жизни человечества подтверждено, что заметной разницы в здоровье природа людям не предоставила».
Мне, признаюсь, всегда нравились специалисты, очарованные точностью и силой передаваемого знания. Вот и этот эксперт был по-своему замечателен в убежденности: людям можно все объяснить, главное - не уставать это делать, не лениться приводить убедительную информацию. «На этом слайде – то, что разрешено в атомной промышленности, - и то, что в химической. Поверьте мне, что разрешенные риски в доброй половине химической промышленности, в металлургии, на два, а зачастую и на три порядка выше, чем риски радиационные».
Сразу говорю: я этой его информации верю. Но при этом говорю (обыватель!): сам факт того, что с этим у нас скверно, а с тем безобразно - не повод для того, чтобы выдать за благо невыносимое. Пусть не всегда, а только разово невыносимое, - такое, как случилось на Украине два десятилетия назад, например…
Алексей Яблоков момент, когда «сами атомщики признаются, что все без исключения атомные реакторы не годятся по условиям безопасности», определил на Круглом столе «моментом истины». Соглашусь со сказанным, вводя единственную поправку: это «момент истины» научного, специалистского, экспертного толка. В атомной энергетике гражданского назначения «момент истины» для человечества был пока (тьфу-тьфу) один-единственный; правда, слово «Чернобыль» после него стало универсальным, общемировым по смыслу.
Стоимость «момента истины»? Цитирую Яблокова: «Повесьте на атомную энергетику полтриллиона долларов, которые, как мы подсчитали сейчас, стоит Чернобыль, - и вы увидите, что это очень опасная штука и с экономической точки зрения».
Понимая, что любая из приведенных по части «цены Чернобыля» цифр означает полемику, уклоняюсь от нее (не специалист, простите); даю ссылку на источник. При этом особо прошу обратить внимание в сказанном экологом на союз «и». Имея дело с энергетикой, которая не умеет распространить блага на всех, но умудряется в таких ситуациях, как чернобыльская, становиться судьбой миллионов, касаться многих на большом территориально и невыразимо большом временном отдалении, мы никогда и никак не сведем проблему выбора, за которым стоит принятие решения о вотуме доверия или недоверия к «мирному» атому, к вопросам экономики или к дефицитам образования.
«Социально дружественное лицо»
«И последнее, на что я бы обратила внимание (это важно и для России, и для «большой восьмерки»). В очевидно сложной ситуации, когда мы не знаем толком, как работают та техника и технологии, которыми мы пользуемся, при выборе приоритетов в энергетике, необходимо не только сохранить, но и усилить роль глобального гражданского общества, и в первую очередь - неправительственных организаций. Потому, что только они позволят сохранить социально приемлемое и социально дружественное лицо энергетике – и обеспечить надежное, устойчивое развитие глобального сообщества».
Анна Герцевич, ведущий исследователь Центра по эффективному использованию энергии, нашла, как мне думается, точную, ориентирующую формулу взаимоотношения человека с энергетикой как отраслью, которая как никакая другая завязана на его интересах, потребностях, правах и свободах.
«Социально приемлемое и социально дружественное» лицо энергетики – ориентир внятный в своей гуманистической основе.
Ориентиром - смысловым, содержательным, но и методологическим, - стоит признать и задачу наведения мостов между энергетической отраслью и НПО. Состояние энергетики; сценарии энергетического развития; акторы и игроки на этом поле: нет вопроса, если говорить серьезно, который при нынешних уровнях рисков, связанных с энергетикой, можно было бы оставить без гражданского контроля.
Встроенное условие подхода, делающего такой контроль внутренне легитимным: обязательная честность (а не просто наличие или известность сторонам) «правил игры».
Одним из таких правил я бы определил плотность, серьезность, не имитационность, если угодно, стороны, представляющей гражданское общество. Не ангажированность НПО, принимающих на себя такую миссию и такое бремя (а равно и не ангажированность экспертов, привлекаемых НПО) самой отраслью, обнаруживающей в том или ином виде конфликт интересов (отраслевых или государственных, проявляющих себя через уровень отрасли) с интересами и правами отдельного человека, не ангажированность властью, не ангажированность идеей власти или властности, наконец.
Не развивая данной темы (но полагая, что для экспертного сообщества она повышенно актуальна; злоупотребление специальным знанием и специальным статусом возможны, в том числе, и не по злому умыслу), обозначу ее как один из пунктов обязательного гражданско-общественного и экспертного самоконтроля. Существенно важного, как мне кажется, для успеха предприятия, именуемого жизнью человечества, - в особенности, а не «в том числе», в повышенно рискованной ситуации смены Волн.
ЧАСТЬ 4. МЕРА КУЛЬТУРЫ
Сильные морозы в Москве сменились сильными снегопадами; через неделю после экспертных «круглых столов» в городе случилось две однотипных беды, большая и малая: под грузом снега рухнули крыша рынка – и крыша бывшей котельной.
С небольшой типовой котельной проще, пострадавших нет. С рынком (красивый был проект: бетонный «блин» с дырой посередине площадью в тысячи квадратных метров, удерживался вантами-растяжками) катастрофа: более шестидесяти погибших, десятки получивших тяжелые травмы; есть балансирующие между жизнью и смертью. Здание «сложилось» в пять утра; попозже счет жертв пошел бы, как минимум, на сотни. Пока озвучивались предположения, что могло стать причиной трагедии (ошибки в эксплуатации здания, строительные дефекты или просчеты архитектора; теракт из списка возможных причин сразу же исключили) – один из каналов показал идущего вдоль обломков бетона усталого пожилого человека в строительной каске, надетой поверх черной кепки, архитектора Нодара Канчели. Архитектор сказал: тридцать лет назад, когда проектировался рынок, снежные нагрузки рассчитывались из 140 килограммов снега на квадратный метр крыши; сейчас рассчитываются из 220, потому что снега в Москве зимой стало больше.
Климат – он и в Африке климат?
Когда норматив по снеговой нагрузке изменяется в полтора раза менее чем за треть столетия, речь идет об очевидном, пусть и не повседневно замечаемом изменении климата. В этом процессе определенно серьезную роль играет антропогенный фактор. Алексей Кокорин, координатор проектов по энергетике и климату Всемирного фонда дикой природы (Россия), напомнил на Круглом столе по энергобезопасности о том, что перед прошлой встречей «восьмерки» (Глениглз, 2005) президенты Академий наук одиннадцати стран («восьмерки», а также Китая, Индии и Бразилии) подписали совместное заявление, в котором говорилось: ученые признают проблему изменения климата, озабочены антропогенным изменением концентрации углекислого газа и считают необходимыми эффективные шаги в энергетике, в развитии «чистых» технологий и в энергосбережении. Коснувшись старого спора о глобальной тенденции развития климата (похолодание или потепление), Кокорин сказал дословно следующее: да, мы идем к следующему ледниковому периоду, но только скорость движения к нему в триста раз меньше скорости развития антропогенного всплеска, наблюдаемого сейчас.
Можно сказать, что тема изменения климата волнами накатывалась на «энергобезопасный» Круглый стол с первого до последнего его часа. Серьезная, хотя и не обсуждаемая широко в стране проблема усыхания лесов в России (я впервые услышал, что в одной только Архангельской области на площади почти пять миллионов гектаров усыхают сегодня ельники), о которой говорил Михаил Юлкин, директор Центра экологических инвестиций, неотделима, по большому счету, от проблемы муссонов в Индии, в числе других примеров упомянутой Саньей Вашистом, председателем Сети действий по климату. Не будучи специалистом, не могу оценить основательности вывода Вашиста о том, что примерно половины выбросов двуокиси углерода можно было бы избежать, если бы энергетика была более эффективной, но само это утверждение привести обязан.
Привычка смотреть под ноги противится установлению взаимосвязи между многолетними факелами попутного газа где-нибудь под Нижневартовском, смогом над Нижним Тагилом или работой бесчисленных китайских или каких-то других «грязных» энергоустановок - и только что рухнувшей крышей Басманного рынка в Москве («в огороде бузина а в Киеве дядька»). Жизненный опыт подсказывает, однако, что связь эта есть, и что одной только проблемой парникового эффекта она не исчерпывается.
Когда Анна Герцевич, ведущий исследователь Центра по эффективному использованию энергии, говорит о том, что у нас, в России, «усиливается тенденция закрытости принятия решений в различных сферах, в том числе, в сфере развития энергетики», я, конечно же, должен принять эту информацию к сведению как тревожную. Слыша признание в том, что уже не только обыватель, но и эксперт, носитель компетентного профессионального мнения, не являются «персонами грата» в кабинетах, где вырабатываются и принимаются решения, затрагивающие интересы всех, кто живет в стране («Я говорю на личном опыте: еще 10-15 лет назад было легко установить какой-то контакт с нашими госструктурами; сейчас перед тобой – глухая стена»), я должен и сам принимать какие-то решения, предпринимать какие-то действия, способные повлиять на ситуацию.
Закрытие общественно значимой информации, вывод процесса ее циркуляции за пределы моего поля зрения – к вопросу о подмосковной огородной бузине и киевском дядьке – связывают воедино двадцатилетней данности катастрофу в Чернобыле, от которой мир не отдышится еще бог знает сколько времени, и трагедию на Бауманской улице в Москве, где скоро, как сообщил московский мэр, на месте рухнувшего рынка построят (кто-то уже все продумал и принял решение - за первые сутки с часа трагедии, при непогребенных жертвах) новый торговый центр.
«На авось»
Проясняя то, что внутренне связывает две уже нагрянувшие разновременные и разномасштабные беды, с разновероятным, что важно, числом назревающих, но совсем не обязательно неизбежных, вернусь к поспешно убираемым в эти часы бетонным обломкам бывшего Басманного рынка в Москве. Вопрос: как можно было продолжать эксплуатировать крупное коммунальное сооружение, прочностные нагрузки которого с некоторого времени перестали соответствовать (вспомните сказанное Канчели) изменившимся климатическим реалиям? – не риторический, хотя и выглядит таковым. Этот вопрос имеет серьезную экономическую, социальную, правовую, властную и информационную, обратим внимание, подоплеку.
За катастрофами такого рода неизбежно обнаруживается очевидное отсутствие нормальных, «штатных» технологий обеспечения безопасности не только сооружений, но и людей, повседневно с ними связанных.
Катастрофы такого рода обнаруживают неразвитость института и технологий гражданского контроля за властью, в данном случае, муниципальной, которая должна жестко контролировать и строительный бизнес, и структуры, эксплуатирующие сооружения.
В стране с ненормально высоким уровнем коррупции, обозначим еще одну линию, за катастрофами нередко стоят (хотя и не всегда обнаруживаются) технологии преодоления разного рода нормативных ограничений, прогретые пути обхода всякого рода контроля, включая государственный. Держать в голове это конкретное обстоятельство полезно и тем, кстати сказать, кто полагает достаточно защищенной от внутренней коррозии не раз уже упоминавшуюся атомную энергетику. (Речь при этом идет обычно о повышенной жесткости ведомственных норм или же повышенной «закрытости» территорий этой отрасли.) «Дело» бывшего «атомного» министра, ожидающего суда теперь уже в российской, а не швейцарской тюрьме (обязательно уточним, что до суда речь может идти всего только о предъявляемых обвинениях, не доказанной вине подсудимого), - ушат холодной воды для носителей сказочных представлений об отрасли, где все – исключительно в белом.
И еще один пункт, относящийся уже к особенностям национального менталитета. За многими бедами в стране проступает понятное, привычное русскому уху понятие «авось». Точнее, его производное «на авось»: как стиль принятия решений - и как образ действий.
Не стану утверждать, что слова эти относятся к числу непереводимых. В русско-немецком словаре находятся и «авось» (viellecht), и «на авось» (auf Geratewohl; auf gut Glueck). Полагаю, однако, что ни один перевод выражения «на авось» не ложится точно в логику национального культурного контекста, ибо не передает того аномально высокого уровня случайности, при котором осуществляется действие именно «на авось», а не auf gut Glueck, не учитывает того риска (на грани, в том числе, почти что нулевого шанса на успех предприятия), за которым сплошь и рядом обнаруживаются не провидение, не надежда на поддержку высших сил или же вера в судьбу, но фантастически низкая оценка ценности, стоимости, значимости собственной и чужой жизни. Наше «была – не была!» (со взмахом руки и шагом в неизвестность) - это ведь именно - о жизни.
«На авось» - логика (алогизм) бесшабашной отчаянности, способной порой - в чрезвычайной ситуации - обернуться даже и подвигом. Но обычно глубоко, по маковку впечатанной в искореженный, непредсказуемый быт - и в головотяпство как стиль круговой, в том числе, Системной (с большой буквы) безответственности. «На авось» - это ведь не только разливание спирта в ситуации, когда пьющие не знают наверняка, этиловый это спирт или метиловый. «На авось» - это и интенсивное строительство города в тайге, в районе нефтедобычи, когда неизвестно заранее, удастся ли чем-то занять население буквально через несколько десятилетий, когда добыча нефти пойдет на спад. Это и возведение новых высоток в Москве с массовым привлечением в качестве «ударников капиталистического труда» неквалифицированных «гастарбайтеров», набранных по принципу «побольше и подешевле». Это и эксплуатация самолетов или автобусов, давно переходивших все мыслимые сроки. Продолжать ли примеры?
Российский министр обороны на днях обратился к пропагандистскому клише «в жизни всегда есть место подвигу», не звучавшему в Москве, полагаю, с брежневских времен. В те давние времена Михаил Жванецкий написал фельетон «Когда нужны герои». Фельетон начинался словами: «Богатая у нас страна, много всего, и ничего не жалко. Но главное наше богатство – люди!». А заканчивался выводом: «иногда подвиг одного – это преступление другого». Сказанное три с половиной десятка лет назад я вспоминаю едва ли не каждый раз, когда вижу на экранах, как спасатели Министерства по чрезвычайным ситуациям пытаются извлечь из-под очередных обломков бетона накрытых бедой людей. Бедная богатая страна; в ней всегда находится место подвигу. Долго ли будет находиться? Как минимум, до поражения в правах подхода «на авось», отличающегося плохой просчитанностью последствий принимаемых решений.
По словарю Ожегова, демонстративно нейтральному в социальном смысле, «на авось» прочитывается, кстати сказать, просто: «в надежде на случайную удачу».
«Авось» в бытовом измерении
Примерно представляя себе смысл слова «на авось», моя внучка, как выяснилось, совсем не знает слова «авоська». Родившимся в постсоветские времена приходится объяснять, что «авоськой» в СССР называли нитяную, а попозже капроновую сеточку. С такой сеточкой, приметой определенным образом выстроенного быта, не расставалось три поколения людей, так и не доживших до коммунизма, но хорошо изучивших особенность явления, которое именовалось «товарный дефицит». (Как объяснить внучке с молоком матери впитывавшиеся нами понятия «дефицит», «блат», «отоварить»?) Сеточки-«авоськи» («авось, что достану») носили с собой не столько по отсутствию другой удобной тары (хотя и этот фактор работал; по полиэтиленовым пакетам в Москве когда-то узнавали побывавшего за рубежом или получившего оттуда посылочку), сколько в надежде на удачу, на покупки, которые могли случиться при чудесном обнаружении внезапно «выброшенного» (внучка, ау!) товара: от сливочного масла не по талонам (двухсотграммовая пачка в руки; ау, моя Родина!) до серой туалетной бумаги. Легко размещавшаяся в мужском кармане и женской сумочке, умевшая в момент внезапного (и короткого) «выброса» товаров растягиваться до нужных размеров, «авоська» была не просто частью жизни – ее образом. «А в “авоське” шесть кило/ овощных консервов “Глобус”», - две эти строки из «бардовской» песни начала 80-х не выкинешь; мы в них – как в бабушкином зеркале, далеко, но ведь и рядом.
Разве передает смысл слова «авоська», олицетворявшего вечный недостаток в как бы покупательской сети простейших товаров и продуктов («авось, что достану», - да ведь и тогдашний смысл слова «достать» внучке придется объяснять), немецкое название такой сеточки или сетки – Einkaufnetz, «сетка для покупок»? Лет пять назад, в аэропорту Душанбе, столицы Таджикистана, где проводился международный семинар по проблемам свободы слова, я обнаружил идущим впереди Фраймута Дуве, тогдашнего представителя ОБСЕ по свободе СМИ. В отличие от меня, прилетевшего к соседям с чемоданом книг и бумаг, г-н Дуве шел, изящно размахивая «авоськой», не виданной мной к тому времени лет пятнадцать. Можете представить себе мучения двух людей в аэропорту Душанбе, когда один начинает выяснять, как в Вене, где у г-на Дуве было бюро, называют «авоську» (пытаясь перевести на немецкий именно русский культурный эквивалент этого слова), а другой, отбиваясь от загадочной русской души, упорно держится за существительное Netz, «сетка», - очевидно не понимая цены предмета обсуждения…
Мои запоздалые извинения, Herr Duwe! В Москве больше не встретишь «авосек»; мы уже не знаем товарного дефицита. Чего не скажешь, правда, о дефиците денежном, о нищенской зарплате наших ученых и инженеров, занимающихся энергетикой и энергетической безопасностью, в том числе. В подходе к этим людям в ходу у государства пока принцип «на авось»: авось не уедут, авось и с такой зарплатой будут работать.
Кто и что за экспертом?
Перемещаясь по российским сайтам в день трагедии на Басманном рынке, я обнаружил на одном из них афоризм, за пару недель до этого озвученный на моем семинаре по этике одним региональным журналистом. «Не бойся делать то, чего никогда не делал. Профессионалы строили “Титаник”; Ноев ковчег был построен любителем».
На самом семинаре я эту фразу признаюсь, оставил без реакции, вынеся в центр обсуждения конкретный пример из практики, приведенный этим журналистом. Обнаружив эту фразу на сайте, однако, напрягся и даже полез в «Непричесанные мысли» Ежи Леца: не он ли сказал? Не обнаружив, вздохнул с облегчением: гений - не всяких парадоксов друг.
Последнее дело - относиться серьезно к шутке. Но как-то неловко, согласитесь, полагать любителем известного строителя Ноева ковчега. Да ведь и «Титаник» в укор профессионалам, которые его строили, не поставишь (в отличие от тех, кто привел судно к катастрофе). Не вина, а беда их была в том, что в нормативы по «железу» не закладывался постоянно нараставший со времен промышленной революции фактор «человеческой ошибки». Весь ХХ век ушел на то, чтобы начать относиться к этому фактору серьезно…
Что меня не просто притягивает, но буквально гипнотизирует в афоризме, так это очевидно доиндустриальное «не бойся»: преодолевающее (предлагающее преодолеть!) не только пробелы в теоретическом и прикладном знании, но и саму потребность в нем.
С недооценкой роли знаний – понятно. С переоценкой сложнее, если всерьез относиться к формуле «история учит». На каком-то из боннских развалов я купил в свое время толстую книгу со множеством таблиц и фотографий: «Wissenschaft bricht Monopolie», «Наука разрушает монополии». Изданная в Ляйпциге в 1940 году, книжка эта была призвана, как понимаю, не столько даже просветить читателя, сколько вдохнуть в него гордость за науку фатерланда, уже находившегося к тому времени в состоянии войны с Великобританией и США. Чего только нет в этой книге: и «химический» хлеб, и синтетический бензин, и использование солнечной энергии. (В параграфе «Мечта о солнечном двигателе» находится отсылка, в том числе, к работе самаркандского «Гелиотехнического института»). Есть даже проблема улучшения климата («Победа над климатом», так именовался параграф).
Предпоследняя глава книги, напрямую выходившая на военно-политическую ситуацию осени сорокового года (блокаду Англии), констатировала: в Германии «шагнул вперед дух техники». Из последней процитирую две завершающие строчки: «Чуть больше работы, чуть больше счастья для каждого из нас: это будет означать в конце концов укрепление народов и оздоровление мира. Мир мира и прогресса сменит мир ненависти».
В отсылке к известно где, когда и зачем изданной книге не было бы нужды, если бы за словосочетанием «научно-технический прогресс» не стояло после ХХ века тени уже не одного только чудовища Франкенштейна, придуманного когда-то Мери Шелли, не только цинизма тех, кто готов злоупотребить прогрессом, но и просчетов, ошибок обществ, привыкших понимать себя демократиями, открытыми обществами.
Гениальное: «Мера культуры – количество утрат на душу населения», сказанное уже упоминавшимся здесь Ежи Лецем, - это ведь и о культуре власти, и о культуре гражданского взаимодействия. И еще - о потребности и власти, и общества привлекать к обсуждению вопросов, представляющих повышенный общественный интерес, сценариев развития, за которыми стоят социальные, экономические, политические риски, независимых и непременно разных, выражающих различные взгляды экспертов.
Возвращаясь за Круглый стол: вот только один из общественно-значимых вопросов – в прочтении Владимира Фейгина, исполнительного директора исследовательского центра «ЭНГО». Цитирую стенограмму: «Тут говорилось, что нужна открытость, нужна транспарентность в энергетике. Но как добиться транспарентности в условиях очень высоких рисков, которые мы все признаем? Риски ведут к закрытости; это обычное свойство компаний, это то, что мы наблюдаем».
Серьезный вопрос? Куда как серьезный. Разрешим ли он силами самого экспертного сообщества?
Последний вопрос задаю потому, что и сам Фейгин говорил о роли экспертных сообществ: о том, что от таких сообществ «должны исходить правильная информация и правильные оценки»; что самим таким сообществам «нужно создавать инструменты для передачи таких оценок». До этого места, уточню, я соглашался с выступавшим. Но далее насторожился, потому, что услышал: «… иначе мы передаем, к сожалению, эти оценки в руки СМИ и журналистского сообщества, а это еще больше раскачивает ситуацию».
Фейгин, конечно же, прав, жестко разграничивая экспертную оценку и оценку журналистскую. Как прав и в том, что профанной (не суть важно, алармистской или убаюкивающей) оценке сложной ситуации журналистом нужно выстраивать серьезный и постоянный экспертный информационный противовес. Но где, какими способами, на каких полях и на каком языке общаться экспертам с реальной Россией начала ХХI века, наиболее востребуемой, тиражной газетой в которой стала «Комсомольская правда» в ее нынешнем, рассчитанном на очевидно примитивный читательский вкус варианте? Как, на какой базе строить мост к читателю думающему – с учетом парадоксальной искривленности, в том числе, рынка массовой информации?
Последний вопрос задаю вслух не для того, чтобы признаться: у меня самого ответа на него нет. Открытым вопросом внятно обозначается проблемность ситуации с независимой экспертизой в России. Экспертное сообщество, представляющее, по его убеждению, долгосрочные интересы граждан России, фактически не имеет возможности опереться на относительно плотную среду реального гражданского общества. Не имеет, обратим внимание, как по причине отсутствия надежных каналов связи с этой самой относительно плотной средой, так и по той причине, что попросту нет в России пока такой среды, увы. Авось, появится?
ЧАСТЬ 5. ЧЕТВЕРТОЕ «Д»
«Эксперты рассматривают “глобальную энергетическую безопасность” в том определении, как это было зафиксировано в Гражданской повестке дня ХХI века (Agenda XXI). Глобальная энергетическая безопасность – состояние глобального сообщества, при котором каждый житель Земли имеет гарантированный доступ к источникам энергии, обеспечивающих – в количественном и качественном аспекте – удовлетворение потребностей в обеспечении здорового образа жизни, комфортной окружающей природной среды, условий интеллектуального и духовного развития».
Основываясь на данном определении, вопросы глобальной энергетической безопасности необходимо рассматривать в контексте решения других важнейших мировых проблем: глобального изменения климата; отсутствия доступа значительного числа беднейших слоев населения к экологически чистой и экономически доступной энергии; загрязнения окружающей среды и исчерпания доступных углеводородных ресурсов.
Решение этих проблем возможно через развитие и внедрение устойчивой энергетической политики. В этой связи эксперты разделяют глобальные принципы устойчивой энергетической политики: “Доступность, Достаточность, Допустимость” (Acessibility, Availability, Acceptability).
Доступность – два миллиарда людей не имеют доступа к современным источникам энергии, эта ситуация должна ускоренно исправляться, причем с использованием лучших, доступных и безопасных технологий.
Допустимость – за последние 20-30 лет этот вопрос встал очень остро – какие источники энергии человечество может позволить себе использовать без чрезмерного риска и ущерба для окружающей среды, учитывая и необходимость решить проблему антропогенного изменения климата.
Достаточность – ресурсы ограничены, необходимые инвестиции в современные энергосберегающие технологии, возобновляемые безопасные источники получения энергии и новые энергетические инфраструктуры».
За приведенной преамбулой проекта Декларации Круглого стола экспертов неправительственных организаций по вопросам энергетической безопасности, следовали части экспертных намерений и экспертных предложений. Не привожу их потому, что уже на Круглом столе стало ясно: проект Декларации подвергнутся серьезной переработке.
О несогласии Алексея Яблокова с формулой преамбулы: «Энергетическая безопасность – часть глобальной энергетической политики», можно было бы уже также не упоминать, когда бы не нужда в реплике: энергетическая безопасность обеспечивается усилиями и в сфере, и за пределами сферы энергетической политики. О последнем определенно свидетельствуют, в частности, как сама попытка НПО выстроить в преддверии саммита «восьмерки» «экспертно-гражданскую» систему ориентиров в вопросе глобальной энергобезопасности, так и ожидание реакции «G8» на эту попытку.
Именно потому, что энергобезопасность относится к сфере «большой», а не «профильной», специализированной политики, а также и потому, что взаимоотношения принимающих основные решения в этой сфере на государственных этажах с НПО не строятся по одной какой-то схеме, я полагал бы полезным в заключительной части заметок добавить к трем форматным «Д» четвертое, неформатное: Действенность усилий НПО, ставящих задачей влияние на площадку «трех Д».
Уточню, что в четвертое «Д» я свожу сразу несколько частных параметров: от способности НПО создавать реальные интеллектуальные и организационные предпосылки для серьезного диалога со структурами, принимающими решения (экспертное наполнение гражданского «пакета»; подбор квалифицированных переговорщиков и т.д.) – до практической дееспособности как умения эффективно работать и внутри гражданского общества, и с органами исполнительной и законодательной власти (отдавая себе ясный отчет в том, что же такое институты власти в демократическом обществе), и с бизнесом.
НПО и правительства
Вопрос о содержании экспертного «пакета» «Гражданской восьмерки 2006» по проблеме глобальной энергобезопасности перенесем на конец первой декады марта, когда сам этот пакет будет вчерне сформирован настоящим, широким экспертным «пулом».
А вот вопрос о компонентах дееспособности начнем с замечательного по-своему конфликта позиций, отражающего два взгляда на природу взаимоотношений власти и гражданина, гражданского общества в целом.
«Мы обеспокоены современной усугубляющейся ситуацией с расширением неразумного использования невозобновляемых ресурсов углеводородов с явно негативными последствиями для климата и состояния окружающей среды в более широком смысле.
Мы обеспокоены явными тенденциями продолжать это использование и расширять его до истощения ресурсов».
С констатаций «мы обеспокоены» и «мы обращаем внимание мировых лидеров на…» начинался проект Обращения (меморандума или Открытого письма), с идеей и семипунктовым планом которого на Круглый стол пришел Алексей Яблоков. Посетовав на общий тон проекта Декларации («какой-то с придыханием по отношению к правительствам» ), эксперт - человек с большим опытом работы с властью; в прошлом - советник Президента Ельцина по вопросам экологии, - сказал фразу, которую я уже приводил, но полагаю полезным повторить. «Мы – гражданское общество. Мы наняли эти правительства для того, чтобы они выполняли определенные функции. И мы должны говорить им: обратите внимание на то-то и на то-то. Обратите внимание на то, что вы не то сделали, не туда идете. Вот каким должен быть подход гражданского общества к ”большой восьмерке”».
Через пару часов известному российскому эксперту и, по большому счету, всем, кто обращается к формуле «найма» правительств в логике: мы вас наняли – мы и скажем, что вам делать, ответил Герхард Отт. Начав с конкретной болевой точки («Надо четко понять, что правительства несут определенные обязательства в области энергетики и охраны окружающей среды. Нельзя оставлять это целиком на усмотрение рынка, это неверно. Правительства должны сыграть свою роль, причем активную роль»), г-н Отт мимоходом провел сеанс демократического ликбеза, уместившийся в одну фразу: «Правительства должны руководить, а не просто отражать мнение “человека с улицы”».
«Нанятое правительство» - метафора, напоминающая о характере подотчетности власти народу. Ответственность правительств за принятые решения (и их результаты), в том числе - в сфере межгосударственного, международного сотрудничества в таких чувствительных областях, как та же энергобезопасность, - составная часть морального контракта «власть – общество» (но ведь и «общество – власть») там, где контракт такой существует как устойчивая гражданская традиция. Но именно в силу реальности и серьезности такой ответственности любое правительство очевидно не может быть развернуто лицом к различным, диаметрально противоположным, в том числе, позициям (мнениям, рекомендациям, требованиям) организаций, объединений, инициативных групп, составляющих гражданское общество, но при этом не имеющих, что принципиально важно, монопольного права на представление его не существующего в природе «совокупного» голоса. Правительствам (что делать) порой приходится вступать в конфликт с общественным мнением, противостоять представлениям «человека с улицы», его настроениям, амбициям, предрассудкам, - тот же Герхард Отт следом за процитированной выговорил фразу о том, что правительства «должны набраться смелости и пойти на долгосрочные шаги». Проблема «набраться смелости» имеет в данном случае выраженный внутренний, домашний характер. Признавая де факто ее существование, один из российских экспертов (Алексей Макаров), тем и обосновывал повышенную нужду в усилиях НПО, направленных на изменение стиля жизни современного общества, на замену привычки жить затратно привычкой жить энергоэкономно, что правительства «не могут позволить себе ссориться с будущими избирателями».
Гражданская поддержка: СМИ
Обратить внимание на этот момент заставляет понимание того, что НПО, стремящиеся (и способные) реально помочь правительствам в формировании экспертных оснований для прорывов на стратегических направлениях, далеко не везде, не во всех странах готовы к роли партнеров, ответственность которых также выходит за пределы экспертной или переговорной площадки. Побуждая властные институты «именем гражданского общества» к принятию серьезных решений, они не всегда способны, во-первых, публично предъявить реальный масштаб «гражданской» поддержки предлагаемого «общественного соглашения» (ситуация немаловажная в ситуации, когда правительство колеблется, просчитывая последствия решений в ситуации выбора). И, во-вторых, оказать властным институтам (гипотетическая ситуация: воспринявшим идеи «пассионарных» НПО, принявшим их предложения и рекомендации) реальную общественную поддержку в ситуациях, когда идеи, рекомендации и предложения такие начинают воплощаться в жизнь. Далеко не обязательно, уточним, под аплодисменты того же «человека с улицы» или же влиятельных групп, обладающих силами и средствами для выстраивания глубоко эшелонированных рубежей защиты собственных, в том числе, корпоративных интересов, задеваемых тем или иным «общественным соглашением».
Вспомним сказанное некогда Элвином Тоффлером о противниках Третьей волны: «И поскольку они засели в нефтяных компаниях, коммунальных службах, атомных комиссиях и в их ассоциированных профсоюзах, силы Второй волны кажутся неприступными». Я лично за сказанным вижу не просто описание ситуации, но и постановку задач: дотягиваться до конкретных людей и групп, втягивать в дискуссии, убеждать и переубеждать, но, прежде всего, – информировать, влияя на искаженную, искривленную ведомственными или корпоративными интересами (предрассудками).
Деля ситуацию на два поля, оставляем в стороне прямые связи НПО с гражданами; говорим о тех, до кого неправительственным объединениям самостоятельно, в логике «от порога к порогу», дотянуться не удается. Последнее – ситуация типичная для России, например, где у гражданских организаций практически нет своей прессы. Рассчитывать ли тем же российским НПО на прессу массовую?
Усомнившись в собственной, мимоходом высказанной в прошлой «заметке» оценке пригодности к гражданскому партнерству самой тиражной в нынешней России газеты, открываю свежий номер «Комсомольской правды». Полоса «Зазеркалье» (астрологический календарь любви и личных отношений), две полосы «практической магии» («Откуда берутся привидения. Корреспондент «КП» обшался с призраком умершего отца»); полоса «Вырежи и сохрани» («Заговори болезни». Советы по магическим обрядам и заговорам). Но в этом же номере материал на полосу «Кологривский лес». (Врезка: «В Костромской области создан заповедник. За его учреждение активно боролась “Комсомольская правда”».) В этом же номере – материал на полосу «”Средний класс” показывает зубы»; анализ протестной кампании пострадавших соинвесторов строительства жилья. О чем это говорит? О том, что газета, безусловно «расплывшись» под грузом задачи быть ежедневно востребованной - в условиях рынка! - двухмиллионной аудиторией (разновозрастной, с различными интересами, запросами, уровнями образования и общей культуры, различными представлениями о стране, ее прошлом, настоящем и будущем) асоциальной не стала. На практике это означает: на контакт, на привлечение газеты к крупному проекту, к постановке и реализации национальной или даже региональной задачи, в том числе на условиях информационного спонсорства, НПО можно рассчитывать. Разумеется, если есть, с чем к такой газете обращаться, - и если все время помнить о том, что журналистов нужно не пытаться использовать в своих целях (задача затратная и обоюдоопасная, по большому счету, опасная и для общества), но привлекать в качестве партнеров, также представляющих и гражданское общество, и профессиональное сообщество, повышенно чуткое к понятию «общественный интерес».
Не продолжая темы: тем НПО, которые всерьез озабочены проблемами ответственности и влиятельности, пора начинать выстраивать серьезную политику взаимоотношений с прессой в целом, с отдельными видами и группами средств массовой информации и даже с отдельными СМИ. Не говоря ни о чем другом: та же транспарентность, открытость энергетики в такой стране, как Россия, с неба не падает; в борьбе за нее нужно уметь выбирать сильных союзников. И учиться вместе с ними (а не «через них») формировать, в том числе, эффективную политику доступа актуальной «энергобезопасной» информации к тому самому «человеку с улицы».
Гражданская поддержка: бизнес
И еще об одной линии взаимоотношений НПО – специально и отдельно. Накануне Круглого стола я позвонил двух членам Национальной Рабочей группы с одним и тем же вопросом: не считают ли они возможным позвать на обсуждение темы энергобезопасности конкретных представителей крупного российского бизнеса. Такой-то и такой-то, говорил я, мне кажется, были бы полезны для того, чтобы привязать «к земле» экспертные суждения людей, которые на ту же нефте- и газодобычу, на проблемы транспортировки энергоресурсов и производства энергии смотрят извне, не представляя себе множества больших и малых практических проблем, способных возникнуть при реализации красивого, но, в значительной мере, бумажного, а значит – не всегда пригодного к применению решения.
Два аргумента собеседников остановили мою личную «гражданскую» инициативу. Первый: нельзя позвать А, не позвав его конкурента Б; выслушав только одного из двоих, мы тем самым нарушили бы чистоту экспертизы. Второй: мы – представители гражданского общества, и приглашать на экспертный стол можем, в лучшем случае, структуры бизнес-сообщества, но не представителей самого бизнеса…
Замечу, что тема бизнеса, присутствия бизнеса, важности привлечения бизнеса к вопросам, которые занимали Круглый стол, возникла в аудитории естественным путем – и завершилась двумя конкретными констатациями. Владимир Чупров, руководитель энергетического отдела «Гринпис» (Россия), сказал: успех энергосбережения и энергоэффективности в значительной части своей будет зависеть от того, придет или не придет туда бизнес, станут ли эти проекты коммерчески привлекательными. А Питер Ричи, координатор программ сотрудничества с НПО Четтем Хаус (Великобритания), признал: представительство бизнес-сообщества было упущено в целом ряде мероприятий НПО, связанных с повесткой дня «большой восьмерки» в прежние годы. И, говоря о необходимости привлечения НПО на мартовский форум «Гражданской восьмерки 2006» в Москве, уточнил: «Позиции НПО и представителей бизнес-сообщества по вопросам изменения климата оказались поразительно близкими».
Отметим эту констатацию как вывод, показавшийся опытному международному эксперту достаточно важным для обнародовании в стране, где понятия «энергоресурсы» и «бюджет» неразрывны, и специально остановимся еще на информации, обнародованной одним из участников Круглого стола, Давидом Морчиладзе. Обозначенный в списках как председатель Совета Ассоциации энергетиков Грузии, г-н Морчиладзе, как выяснилось в разговоре, представляет в Грузии «Газпром», т.е. находит и предлагает «Газпрому» интересные в инвестиционном отношении проекты. «Перед этим я изучил все, что можно предлагать. Грузия интересна в том смысле, что собственных ресурсов там нет, так что приходится думать и об экономии, и об альтернативных источниках энергии».
В своих выступлениях на Круглом столе Давид набросал черновик модели энергообеспечения полуторамиллионного города, при которой сам город делится (в логике матрешки) на сводящиеся в «фокус» территории (район-зона-участок-кондоминиум), а дистрибуция энергии отдается на аутсорсинг. Разделение маржи позволяет привлечь к решению энергетических проблем средний и малый бизнес (что принципиально важно и в социальном смысле, и в логике решения задачи выведения энергетики из сферы монополии государства), обеспечивая и приток в энергетику инвестиций, и стопроцентную собираемость средств. Как уверяет Давид Морчиладзе, трехмесячный опыт внедрения модели в Тбилиси показал ее эффективность. (Собираемость средств выросла в три раза; средний и малый бизнес готов был инвестировать деньги даже и при предлагавшихся в данном случае правилах игры: собственность остается у государства.) На мой вопрос, - что же дальше случилось с моделью, энергетик уточнил: премьер-министром была выбрана другая модель. Более эффективная?, - уточнил я. «Более эффективной она себя не показала», - деликатно закрыл тему эксперт из Грузии.
Уже после нашего разговора г-н Морчиладзе повторно попросил на Круглом столе слова. Ему показалось важным еще раз обратиться к залу не только с идеей создания Международной транспортно-энергетической комиссии (смысл предложения: создать международный орган, регистрация в котором подписанных международных соглашений, касающиеся поставок энергоносителей, исключала бы повторения российско-украинского «газового конфликта», превентивно снимала головные боли правительств и народов в условиях нестабильной энергетики), но и вернуться к теме привлечения к энергетическому бизнесу малого и среднего бизнеса. «Малый бизнес - это большие скорости, он предприимчив. Средний бизнес дает энергетике стабильность. Крупный – задает стратегию»: такова картина, какой ее видит Давид Морчиладзе. Задачу создания инвестиционного климата для привлечения к энергетическим вопросам малого и среднего бизнеса эксперт относит к приоритетным.
Судьба и задача
Разделив энергобезопасность на «судьбу» и на «задачу», я конечно, не имел в виду судьбу как рок, фатум: возьмет – и накроет, как жителей Припяти в 1986-м; как тех, кто ранним утром оказался под сводами Басманного рынка в Москве. Я хотел думать о судьбе выбираемой, формируемой через постановку вовремя верных задач, - и через решение их с участием граждан, с привлечением их мнений и сил.
Круглые столы «Гражданской восьмерки - 2006» были разовым актом. За ними – непрерывность жизни, в том числе и жизни экспертных идей и предложений. Обсудим их в дальнейшем – и проследим за тем, как они будут продвигаться в непростом пространстве информационных потоков года первой «большой восьмерки» в России.